За последние дни я уже в третий раз навещала друга, но все мои попытки взбодрить его ни к чему не привели. Джейкоби по-прежнему пребывал в мрачном настроении. Когда я села рядом, он спал, но потом в его распухших веках появились маленькие щелочки.
— Привет, Уоррен.
— Привет, красотка.
— Как себя чувствуешь?
— В полном дерьме.
Он болезненно закашлялся, и я сочувственно кивнула.
— Не бери в голову, дружище.
— Мы облажались, Боксер.
— Знаю.
— Я постоянно думаю об этом. Даже во сне. — Он замолчал, потрогав повязки на носу. — Мальчишка меня чуть не укокошил, пока я стоял, держась за свой член.
— А я считала, это был мобильник.
Он даже не улыбнулся. Плохой признак.
— Непростительная глупость.
— Мы поступили так, как подсказывало сердце.
— Сердце? Какого дьявола! В следующий раз надо больше шевелить мозгами.
Разумеется, он прав. Я слушала Джейкоби, кивая, и мысленно добавляла кое-что к его словам. Например, как я буду себя чувствовать, когда опять возьму в руки оружие? Смогу ли стрелять? Или стану колебаться? Я налила Джейкоби стакан воды и поставила его на соломенный кружок.
— Это я во всем виновата. Нужно было надеть на них наручники и…
— Перестань, Боксер. Мы действовали вместе. Кроме того, ты спасла мне жизнь.
В дверях появился новый посетитель: шеф полиции Энтони Траччио — аккуратно причесанный, в отлично выглаженном костюме и с коробкой конфет в руках. Он напоминал подростка, который шел на первое свидание. Правда, сходство было не таким уж большим.
— Джейкоби, Боксер! Рад, что застал вас вместе. Как дела, ребята?
Я ничего не имела против Траччио — он был хороший парень и вел себя нормально, хотя мы с ним не очень ладили. Шеф немного постоял, покачиваясь, потом приблизился к кровати Джейкоби.
— У меня есть новости.
Мы сразу насторожились.
— В «Лоренцо» обнаружили отпечатки пальцев детей Кэйбота. — В глазах шефа блеснул огонек. — Сэм Кэйбот признался.
— Господи Иисусе! Не может быть, — выдохнул Джейкоби.
— Клянусь здоровьем матери. Парнишка сказал сиделке, что они с сестрой придумали игру с подростками, сбежавшими из дома. Она называлась «Пуля или ванна».
— Сиделка даст показания? — спросила я.
— Разумеется. Она сама мне об этом сообщила.
— «Пуля или ванна»? Вот ублюдки! — Джейкоби фыркнул. — Игра!
— Но теперь с играми покончено. В спальне девочки нашли записи и вырезки с разными криминальными историями. Она была помешана на убийствах. Короче, давайте поправляйтесь и ни о чем не беспокойтесь, ладно? Это подарок от ребят. — Шеф протянул мне конфеты и открытку с надписью «Выздоравливай», под которой стояло множество подписей. — Все вами гордятся.
Мы побеседовали еще пару минут, передав благодарность нашим друзьям из полиции. Когда шеф ушел, я пожала руку Джейкоби. Оказаться вместе на волосок от смерти — это сближает больше, чем любая дружба.
— Они получили по заслугам, — произнесла я.
— Ага. Можно пить шампанское.
Я не стала с ним спорить. То, что дети Кэйбота оказались убийцами, ничего не меняло в происшедшем. И намерение, о котором я размышляла последние дни, только укрепилось.
— Джейкоби, я подумываю о том, чтобы бросить это дело. Уйти с работы.
— Да ладно тебе. Ты мне это говоришь?
— Я серьезно.
— Никуда ты не уйдешь, Боксер.
Я расправила одеяло на его кровати и нажала кнопку вызова, чтобы сиделка отвезла меня в палату.
— Спи крепко, напарник.
— Угу. И ни о чем не беспокойтесь — так он сказал?
Я наклонилась и — впервые в жизни — поцеловала его небритую щеку. Я знала, что ему больно, но Джейкоби расплылся в улыбке.
День был ясным и красивым, как картинка из альбома школьника. Яркое желтое солнце. Щебет птиц и теплый воздух, пропитанный благоуханием цветов. Даже стриженые деревья у больницы, которые три недели назад я видела голыми и серыми, теперь стояли в шапках свежей зелени.
Погода была чудесной, но она не вязалась с моим мрачным и гнетущим чувством, будто что-то в мире обстоит не так. Что это — паранойя или предчувствие неминуемой расплаты?
Кэт выкатила свой зеленый «субару-форестер» на больничную аллею, и я увидела, как мои племянницы на заднем сиденье прыгают и размахивают руками. Как только я села на переднее кресло, настроение у меня сразу поднялось. Я даже запела: «Какая дивная погода, какой прекрасный день…»
— Тетя Линдси, не знала, что ты поешь, — послышался за спиной голос шестилетней Бриджид.
— Конечно, пою. В колледже я постоянно распевала и играла на гитаре, верно, Кэт?
— Да, мы даже звали ее Лучшая Двадцатка, — отозвалась сестра. — Не человек, а музыкальный автомат.
— Какой автомат? Который стреляет «бах, бах, бах»? — спросила трехлетняя Мередит.
Мы рассмеялись, и я объяснила:
— Это такой большой CD-плейер, он проигрывает записи. — А потом мне пришлось рассказывать, что такое записи.
По дороге я опустила окно, и ветер слегка трепал мои длинные волосы, пока мы мчались по Двадцать второй улице к красивым викторианским зданиям, расположенным на склоне Потреро-Хилл.
Кэт спросила о моих планах, но я лишь пожала плечами. Я находилась на больничном с «производственной травмой» и, если не считать внутреннего расследования по делу о недавней перестрелке, располагала уймой времени, которое можно было употребить на что-нибудь полезное. Например, навести порядок в доме иди разобрать пачки фотографий, пылившихся в старых коробках из-под обуви.