— Без комментариев, без комментариев!
Шерман, Юки и я заняли свои места в зале Б, а представители обвинения устроились напротив.
В этот момент я услышала свое имя, донесшееся до меня словно из другого мира. Я оглянулась через плечо.
— Джо!
— Я только что прилетел, Линдси. Прямо из аэропорта.
Мы потянулись друг к другу и сплели пальцы между сидевшими сзади зрителями. Потом мне пришлось отпустить его руку и отвернуться.
Телевизионщики приготовили камеры, и судья вместе с присяжными появился в зале. Миновал час с тех пор, как они ушли на перерыв.
Судебный пристав объявил, что заседание открыто.
Присяжные долго поправляли свою одежду, раскладывали сумки и устраивались на местах. Наконец все успокоились. Я заметила, что лишь двое из двенадцати посмотрели в мою сторону.
Я тупо слушала, как судья спрашивает присяжных, пришли ли они к какому-нибудь решению. Старшина, пожилой афроамериканец, Арнольд Бенуа, одернул пиджак и объявил:
— Да, ваша честь.
— Пожалуйста, передайте его приставу.
Я услышала, что дыхание Сэма Кэйбота участилось, и сама с колотящимся сердцем наблюдала, как судья просматривает полученный листок.
— Прошу всех присутствующих соблюдать порядок и спокойствие, независимо от того, что скажет старшина, — произнесла судья. — Итак, мистер Бенуа, огласите приговор.
Бенуа вытащил очки из кармана пиджака, раскрыл их и аккуратно посадил на нос. Потом он стал читать:
— «Мы, присяжные по вышеуказанному делу, признаем подсудимую лейтенанта Линдси Боксер невиновной по всем пунктам обвинения».
— Решение единогласно?
— Да.
Я была так поражена, что не верила своим ушам. Мысленно повторяя слова старшины, я почти не сомневалась, что судья вот-вот аннулирует вердикт. Но Юки крепко схватила меня за руку, и, увидев ее сияющее лицо, я поняла, что мне это не померещилось. Меня действительно оправдали.
Внезапно раздался громкий голос:
— Нет, нет! Не может быть!
Это был Эндрю Кэйбот — он вскочил с места и вцепился в стоявший впереди стул, на котором сидел бледный и хмурый Мейсон Бройлз. Адвокат обвинения попросил подсчитать голоса присяжных, и судья ответила согласием. Один за другим присяжные поднимались с места и оглашали свое решение.
— Невиновна.
— Невиновна.
— Невиновна…
Я слышала это слово, но до последней секунды не могла осознать его значения. Шерман и Юки обнимали меня, и казалось, что меня куда-то уносит волной безмерного облегчения и радости. Еще мгновение — и я утону в блаженстве.
Наверное, только получив свободу, можно понять, что такое счастье.
Когда мы с Мартой покидали дом, над головой висело мрачное пасмурное небо. Включив радио, я поймала прогноз погоды, и машина потащилась по перегруженным транспортом улицам, направляясь к выезду из города. Пока мы ползли по Потреро-стрит, я думала о шефе Траччио. Вчера мы встретились в суде, и он предложил мне вернуться на работу, повергнув меня в такое смятение, словно речь шла о любовном свидании. Все, что от меня требовалось, — кивнуть и согласиться.
Уже сегодня утром я могла бы сидеть на своем рабочем месте, разгребать наваленные на столе бумаги и шпынять подчиненных за нерешенные дела. И дальше все пошло бы, как всегда. Шеф говорил очень настойчиво, однако я отказалась наотрез.
— У меня еще не закончился отпуск. Мне надо отдохнуть.
Он сказал, что понимает, но я в этом сильно сомневалась. Я сама не знала, чего хочу, и возникало ощущение, что я никогда не смогу это понять, если не разберусь с убийствами в Халф-Мун-Бэй.
Теперь они стали частью моей жизни.
Интуиция подсказывала, что если я не оставлю своих попыток и буду настойчиво преследовать выбранную цель, то в конце концов выясню, кто убил Джона Доу и всех остальных. Сейчас это было единственное, что волновало меня всерьез.
Когда мы выехали из города, я повернула на южное шоссе, опустила окна и настроилась на другой канал.
К десяти утра мои волосы уже буйно развевались на ветру, а Сью Холл ставила мои любимые старые хиты на 99.7 FM.
«Дождя нет, и утро просто замечательное, — тараторила она. — Сегодня первое июля, в городе чудесный жемчужно-серый туман. Туман — самое лучшее, что может быть в Сан-Франциско, правда?»
Из радио полилась волшебная песня: «Лети, как орел». Я стала подпевать в полный голос, чувствуя, как музыка кислородной струей будоражит кровь и уносит душу за пределы озонового слоя.
Я свободна.
Мой кошмарный процесс быстро удалялся в зеркальце заднего обзора, а будущее простиралось впереди, как открытое шоссе.
В восемнадцати милях от города Марта потребовала остановиться, и я свернула на парковку. Здесь стояла одна из тех деревянных лачужек, которые «Тако белл» построили в шестидесятые годы, пока местные власти не сообразили, что к чему. Теперь на одном из красивейших мест побережья торчало самое жалкое и убогое здание в мире.
До сих пор автострада пролегала высоко над берегом, но возле закусочной спустилась к самому прибою. Узкая гряда скал отделяла стоянку от пляжа, и дальше до самого горизонта парила темно-синяя масса океана.
Купив неизбежные чурро в сахарной пудре и стакан черного кофе, я пристроилась на высоком валуне. Поглощая пищу, смотрела, как смуглые серферы мчатся верхом на пенистых волнах и Марта с лаем носится по песчаной полосе, пока солнце рассеивает утренний туман.